По преданию человек, отягощенный грехами, не смеет к нему подходить, а праведник, ступивший на эту землю, уже никогда не возвращается назад.
Издавна Памир привлекал к себе внимание ученых, но многие тайны его истории так до конца остались не раскрыты. Несмотря на то, что в течение длительного времени на Памир проникали небольшие группы родственных племен с соседних территорий, за прошедшие века мало что изменилось в материальной культуре, социальной структуре и народных верованиях местных жителей.
Благодаря своей труднодоступности, Памир сохранил не только древнеарийские верования и уклад жизни, но и десяток реликтовых восточно-иранских языков, происходящих от древнеарийских диалектов (они были метко определены в начале XX века крупнейшим ученым из Петербурга, лингвистом и филологом профессором И.И. Зарубиным как «клубок языков»).К памирским языкам относятся: 1) шугнано-рушанская языковая группа, включающая: шугнанский с баджувским поддиалектом, рушанский с хуфским поддиалектом, бартангский и рошорвский, 2) язгулямский язык, 3) ваханский язык, 4) ишкашимский язык, 5) мунджанский язык, 6) сангличский язык, а также недавно вымершие языки: 7) саргулямский и 8) старо-ванджский.
Наряду с указанными языками на Памире распространен и так называемый межпамирский фарси (этот термин введен в научный оборот И.И.Зарубиным и его ученицей А.З. Розенфельд), служащий для общения между всеми народностями. На нём исполняются религиозные ритуалы и фольклорные произведения, пишутся стихи, создаются наскальные надписи и эпитафии.
На основании историко-лингвистических исследований многие крупнейшие индологи и иранисты прошлого были склонны рассматривать Памир как колыбель всех индоевропейских народов. Начиная с глубокой древности арийские племена, осваивая новые территории, расселялись несколькими миграционными волнами и еще долгое время находились в плотном контакте друг с другом, окончательно разделившись лишь к концу III тыс. до н. э. на индоиранцев и древнеевропейцев. Естественно, что контакты между ними происходили и позже, в виде  постоянных миграций отдельных племен.
К середине II тысячелетия до н. э. арии уже вторгаются в большую часть Греции, Ирана и Индии. Продвигаясь через горные территории Памира и Гиндукуша, многие кочевники переходят к оседлости, перенимая родственную культуру местного населения, которое проживало здесь со времен неолита и чьи ранние миграции, возможно, образовали первые очаги индоевропейской цивилизации. Их первобытная — естественная и суровая, но вместе с тем справедливая жизнь, олицетворяла для проходящих народов собственное прошлое.
Воспоминания об этих встречах, может быть, и легли в основу легенды о золотом веке, которую уносили с собой кочевые племена, распространив ее от Индии до Греции.
Древние времена стали представляться в виде золотого века, когда люди пребывали в полном блаженстве, существуя в первоначальном, естественном состоянии. Тогда господствовали добрые нравы и не было нужды в законах. В то время над людьми еще не тяготела жажда наживы и они не стремились к власти и богатству. Но с неуклонным развитием цивилизации, золотой век сменяется веком серебряным, затем медным и каждый последующий становится все тяжелей и бедственней предыдущего и, наконец, наступает железный век, когда «ни днем не прекращаются труды и печали, ни ночью». На смену возвышенному, естественному состоянию приходит торжество низменных стремлений человеческой натуры. Прежние добродетели: умеренность, кротость, воздержанность сменяются жестокостью, высокомерием, жадностью и стремлением к роскоши. Уже первые историки Гомер, Гесиод и Геродот образу жизни современников, испорченных эгоизмом и алчностью, противопоставляют простую и естественную жизнь скифо-сакских племен, которые отличаются доблестью, презирают золото и серебро. У них нет стремления овладеть чужим, их порядок жизни основан на справедливости. Все эти описания, данные в глубокой древности, безусловно, применимы и к их потомкам — современным жителям Памира, сохранившим свои добродетели благодаря уникальным природным условиям и своей многовековой изоляции от остального мира.
В XIX веке крупнейший авторитет в области языкознания, профессор Оксфордского университета Макс Мюллер, на основе изучения праязыка, от которого впоследствии произошли такие, как греческий, санскрит, латынь, германский и другие древние языки, пришёл к выводу, что арийские народы начали свою миграцию с территории Памира во II тыс. до н. э.. Одни из них направились на запад в Европу, другие пошли в Индию и Иран. В дальнейшем племена, расселившиеся на берегах Ганга, создали Веды — религиозные гимны, которые легли в основу всей индийской цивилизации, племена, направившиеся в сторону Ирана, создали Авесту — священную книгу иранских ариев. Описания арийской прародины в этих текстах не оставляют никаких сомнений в том, что это Восточный Памир и Западный Тибет.

Упоминания о Памире, а также скифах и саках, можно найти в Ветхом Завете, у древних иранцев, индийцев и египтян, у Геродота и Страбона, Плиния Старшего и Иратосфена, Диодора Сицилийского и Птолемея, Курция Руфа и Арриана и многих других ученых, философов и поэтов древности.
Изучая эти тексты, немецкий ученый, автор многотомных трудов по исторической географии стран Азии, Карл Риттер предположил, что Памир является родиной  не только арийской ветви народов, но и всего человечества. На основании накопленных фактов возникла гипотеза о наличии единого очага мировой культуры, изначально свойственной арийцам, откуда эта пракультура волнообразно распространялась на другие части земного шара по культурно-историческим кругам (путем переселения или путем скрещения племен), причем каждая новая волна оттесняла предыдущую, занимая ее место.
Теория «арийского вторжения» была тепло встречена всеми видными европейскими учеными конца XIX — начала XX века (Поттом, Лассеном, Гриммом, Шлейхером, Моммсеном и др.), однако после того, как её взяли на вооружение идеологи фашистской Германии, о ней долгое время предпочиталось или не вспоминать вовсе или подвергать критике.
У некоторых стариков, живущих на Памире, до сих пор сохранились воспоминания о немецких экспедициях вдоль Пянджа, в тридцатые годы. Их ученые, помимо исследования флоры и фауны, изучали также самих памирцев, делая различные измерения их тела для искусственного выведения в Германии породы чистых ариев, так как считали, что именно от ариев, индоевропейцев зависят лучшие качества, величие и благородство всего человечества. Эти экспедиции на Памир и Тибет следовали одна за другой, вплоть до 1943 года. В Мюнхен даже привозили для «научного исследования» «арийских» лошадей и «арийских» пчел, собирающих якобы особенный «арийский» мед. Рассказывают, что в музее г. Хорога находятся некоторые из вещей, которые принадлежали небольшой группе эсэсовцев, высадившейся десантом в 40-х годах на Восточном Памире для совершения своих оккультных ритуалов. Впрочем, все они быстро погибли в суровых условиях высокогорья. Нюрнбергский процесс подвел итог преступной деятельности нацистов. На всю символику, позаимствованную ими у тибетцев и памирцев, было наложено табу. Божественная свастика, известная  в этом регионе уже в эпоху неолита и в дальнейшем получившая распространение по всему древнему миру, вообще оказалась под запретом. Таким образом, из-за безумства фашистской Германии, на долгие годы были преданы забвению арийские религия и культура.

Внешне памирцы сильно отличаются от всех других жителей Азии. У них ярко выраженная европейская внешность: округлые, мягкие черты довольно широкого лица, окладистые густые бороды, часто встречаются светло-серые или голубые глаза, русые или рыжеватые волосы. После экспедиции 1914 года И.И. Зарубин писал, что многих горных таджиков можно принять за переодетых крестьян средней полосы России. Эта белокурая раса продолжает существовать в глубоких горных долинах на склонах Памира и Гиндукуша, среди целого моря черноволосых племен Азии. Все путешественники прошлого обращали на это внимание и не находили для себя другого объяснения, кроме того, что памирцы являются потомками воинов Александра Македонского, которые отстали во время военного похода. И, хотя в наши дни на Памире уже отсутствуют поселения, состоящие сплошь из блондинов с голубыми глазами, здесь нередко можно встретить людей с таким типом внешности. Сейчас на первый взгляд кажется, что тут перемешались люди разных национальностей, среди которых преобладающими являются греки, иранцы, кашмирцы и русские. Поэтому нет ничего удивительного в том, что первые русские, появившиеся на Памире в конце XIX века, встретили очень теплый прием.

Из-за своей раздробленности, малочисленности и бедности, памирцы в то время находились в постоянной зависимости от своих сильных соседей, часто подвергаясь грабежам и насилию. Большая часть жителей постоянно голодала, а в особо тяжелые времена люди питались одними ягодами и фруктами, испытывая нужду в самом необходимом. Во время путешествия по Памиру в 1914 году И.И. Зарубин отмечает полное отсутствие в жилищах какого-либо, даже первобытного комфорта: «...бедность горцев поразительна: нужно долго присматриваться, иногда просто разыскивать по всей сакле, чтобы найти какую-нибудь домашнюю утварь». Она обычно состояла из нескольких деревянных мисок, кружек и ложек. Предметов из железа вообще не было. Из-за постоянного недоедания и чрезвычайной бедности получили широкое распространения различные болезни — туберкулез, малярия, оспа.
Время правления большинства последних независимых шугнанских ша и рушанских миров (все они были суннитами и потомственными работорговцами) отмечалось необоснованной жестокостью и несправедливостью. Всех своих подданных они облагали непомерными поборами и налогами. Провинившихся били прутьями, привязывали к хвосту лошади, забрасывали камнями, закапывали в землю, бросали в Пяндж. Эти братья-мусульмане могли поймать памирца и как шиита продать его в рабство. Людей продавали в Кашгар, Яргенд, Бадахшан, Кабул, Герат, Бухару, Фергану. Для этой цели организовывались специальные отряды, которые незаметно подкрадывались к определенному месту и внезапно набрасывались на ничего не подозревавших мирных жителей. Рабы набирались по очереди, по селениям в виде повинности. При работе в поле местным жителям необходимо было постоянно смотреть по сторонам и в случае появлении чужаков сразу прятаться. Временами охота на людей так усиливалась, что население начинало ощутимо сокращаться. Шугнанский ша Юсуф-Али-хан считал имущество, жизнь, доброе имя и честь жителей Шугнана за свою собственность. Он не стеснялся убивать людей, грабить их имущество, продавать их жен, сыновей и дочерей, дарить их в подарок знатным людям. Этим же занимался дарвазский шах Исмаил-хан со своими приближенными. Оставляя у себя в Калай-хумбе только мальчиков и девочек для гарема, остальных он продавал или обменивал на различные предметы, часто даже на охотничьих собак или табак.
В Рушане правление Кубад-хана оставило после себя недобрую память своим несправедливым и суровым управлением.
В приграничных областях киргизы также совершали налеты, грабили и похищали памирцев, продавая их в Фергану кокандскому хану (если такому рабу все же удавалось сбежать от своих хозяев и вернуться назад, то, явившись ко двору шаха, он получал от него особую грамоту и снова занимал свой дом).
В 1883 году вторгшиеся в пределы Памира афганцы сменили памирских ханов. Во время их правления зверства не только не прекратились, а наоборот усилились. Все попытки восстановить независимость жестоко подавлялись. Казни производились ежедневно, деревни выжигались, а поля вытаптывались лошадьми. В Кабуле афганцы всех превзошли своей жестокостью, там могли сварить живьем в котле, расстрелять, привязав к пушке, а также разорвать на части (осужденного привязывали за руки и ноги к верхушкам стянутых вместе деревьев, а затем отпускали). Кормили провинившихся только соленой пищей, давая воду, настоянную на табаке, которая вызывает сильную рвоту. Могли и просто выколоть глаза. Всех красивых женщин и девушек отправляли к эмиру Абдурахман-хану или раздавали войскам (во избежание этого памирцам приходилось уродовать их лица).

Выдающемуся путешественнику и исследователю Памира, капитану Громбчевскому в 1889 году лично привелось наблюдать паническое бегство насмерть перепуганного местного населения. Он пишет: «Спустившись в долину Мургаба, мы в продолжении трех дней по дороге встречали сплошные толпы шугнанцев, направляющихся в пределы России... Беглецы шли быстро, бросая по дороге уставший скот и имущество, стараясь уйти по возможности дальше от афганцев... Бедствие этих несчастных не поддается описанию. Все в рубищах с котомками за плечами, несли на себе, кроме домашнего скарба, грудных маленьких детей. Тут же гнался домашний скот, половина которого подохла в дороге или же была разграблена памирскими киргизами. Дорога была буквально устлана трупами домашних животных, которые, разлагаясь на солнце, заражали воздух невыносимым зловонием. За каждым табором тянулась вереница больных и отсталых, преимущественно стариков и женщин с детьми. Столь ужасную картину народного бедствия воображение европейца вряд ли может себе представить...»
Изнывающее под гнетом афганцев население, тем не менее, не хотело возвращения своих ханов и постоянно просило Россию взять их в свое подданство.
В лице русских памирцы обрели не только защитников, но и друзей, которые помогали им чем могли. При этом нельзя сказать, что русские навязывали памирцам свои жизненные ценности, потому что взгляд на окружающий мир у тех и других удивительным образом совпадал, а души обоих народов оказались на редкость родственными. Эта взаимная симпатия и дала тот мощный импульс их взаимоотношениям, которые установились на долгие годы. И никакие события в будущем не смогут поколебать этой старой дружбы.
После проведения границы с Афганистаном в 1895 году, в результате подписания русско-английского договора о размежевании земель, Памир был присоединен к России. (Эту непростую тему максимально полно освещает замечательная книга В. Постникова «Схватка на крыше Мира», М., 2001). Афганцы были вынуждены уйти за Пяндж, полностью прекратился террор со стороны афганского эмира. Отрицательным фактором этого договора явилось то, что граница была проведена по географическому принципу, в результате чего часть единого этнического населения оказалась за рубежом и общение между родственниками стало делом сложным, требующим определенного риска. Долгие годы переправой через реку Пяндж, ставшую государственной границей, служили только сушеные тыквы и бурдюки (цельные шкуры животных, надуваемые воздухом через одну из задних ног). Положительную же сторону этого договора сложно переоценить. Для Памира открылся путь не только экономического развития, но и всеобщего образования, а также приобщения к мировой цивилизации. С этого времени началось его подробное исследование по самым сложным и опасным маршрутам (не смотря на то, что учеными из разных стран, в основном из Англии, Франции и России было уже проведено множество разведывательных экспедиций, Памир во многом все еще оставался белым пятном на карте мира). Среди русских, внесших огромный вклад в изучение Памира, необходимо упомянуть таких, как А. Федченко, И. Мушкетов, В. Ошанин, Н. Северцев, П. Семенов-Тяньшаньский, Г. Грум-Гржимайло, Б. Гробмчевский, А. Серебрянников.
После подписания договора между Россией и Англией все население Памира было на 12 лет освобождено от сборов и налогов. Вначале управление Памиром было доверено  бухарцам-суннитам, которые, не считаясь с местными религиозными взглядами, стали наводить свой порядок, заставляя памирцев-исмаилитов строго следовать необязательным для них законам шариата. Например, во время месяца рамазана они подсылали шпионов, которые через отверстия в крышах домов проверяли, не ест ли кто днем. Ослушников строго наказывали. Была также нарушена древняя традиция выборного начала и установлена неслыханная для Памира продажа должностей. Все возникающие ссоры и споры бухарцы разрешали оригинальным способом, взыскивая большие штрафы с обеих сторон — и правой и виноватой. Естественно, что все разногласия между людьми вскоре прекратились, — все как огня боялись обращаться в суд. Этот произвол сильно тяготил местных жителей, жаждущих справедливости и они постоянно обращались с жалобами к русским властям на местных чиновников. Бухарцы тоже устали от управления Памиром и просили русских забрать свой подарок. В конце концов, все вопросы были улажены, и в 1905 году осуществилась давняя мечта местного населения о принятии русского подданства.