Курорт, конечно же, понятие условное, когда речь идет о высоте три с половиной тысячи метров, - здесь, несмотря на то, что стоит середина июня, почти все время дует холодный ветер, по утрам мы стряхиваем с палатки лед, Впрочем, "санаторий" здесь тоже понятие условное. Фактически он представляет собой несколько соединенных между собой одноэтажных домиков, в одном из которых – два небольших бассейна с серной водой, бьющей из подземных источников. Вода горячая – и на этом весь комфорт заканчивается. Света давно нет, потолок в купальне покрыт черными пятнами плесени, окно забито фанерой, душ не работает. Но сейчас, когда я вспоминаю о кипятке, льющемся из крана, санаторий кажется мне самым привлекательным местом на свете.
Не выдержав холода, я отвязываю от рюкзака "пенку" и заворачиваюсь в нее. Больше греться нечем, я уже надела все теплые вещи, которые у меня были. Вокруг – пейзаж невероятной красоты, разноцветные горы, увенчанные снежными вершинами, но они меня больше не радуют. Холодно, грустно и хочется горячего супа.
Интересно, сколько времени я провела сегодня на Памирском тракте, пытаясь поймать попутку? Марк в очередной раз отправился в поселок, чтобы купить еды и сигарет. Он отсутствует подозрительно долго, или время тянется так долго оттого, что холодно? У меня нет часов, да здесь они, по сути, и бесполезны. Недаром за все путешествие я ни разу не видела, чтобы хоть у кого-нибудь на руке были часы.
Здесь никто никуда не торопится - все равно жизнь распорядится по-своему, а раз так – зачем спешить? Гораздо лучше отдохнуть и попить чаю с интересным собеседником. Может быть, именно поэтому таджики – самый гостеприимный народ на свете. Если попадете в Таджикистан и вам предложат попить чаю – учтите, что раньше, чем через пару дней, вы ни за что не покинете дом, куда зашли на минутку! А за эту пару дней вы поговорите с хозяевами обо всем на свете, обменяетесь адресами, попробуете все самое вкусное, что умеет готовить хозяйка. И полюбите гостеприимного хозяина, и искренне будете звать его к себе в гости. Правда, вряд ли он приедет – народ в Таджикистане небогатый…
Сначала мы всего этого не знали. Едва ступив через таджикскую границу, мы опрометчиво вняли предложению местного жителя Умара Умарова попить чаю. Через сутки я забеспокоилась. "Мы торопимся, у меня заканчиваются батарейки в фотоаппарате, нам нужно ехать дальше, в Душанбе, по делам" – пыталась я объяснять хозяину. Бесполезно - времени в этом мире не существовало. "Все будет, найдем машину до самого Душанбе, а вы пока отдыхайте" – говорил Умар, расхаживая по своему огромному дому, увешанному яркими коврами ручной работы и вышивками. Две дочери Умара, Фатхия и Альхия, – красавицы в национальных костюмах, похожие на сказочных фей, тихо передвигались вокруг нас, подавая лепешки, плов, чай, снова лепешки и плов…
Мы были первыми русскими туристами в Таджикистане за много лет, путешествующими без экскурсионной группы, и нам искренне радовались. Местные жители ходили на нас смотреть, как на диковину. Мы лежали на коврах, расстеленных на террасе, любовались горами, и стоило нам пошевельнуться – девушки тут же поправляли расшитые подушки под нашими головами, чтобы было еще удобнее. "Я люблю русский образ жизни, – заявлял Умар, поедая приготовленный дочками борщ, - вы пока отдыхайте, а завтра мы поедем в дальний кишлак, я хочу, чтобы вы сфотографировали моих родителей". Он нежно смотрел на Марка и добавлял: "Ты сказал мне, что перевел Руми на русский язык? Ты будешь моим другом на всю жизнь!" И цитировал Руми в оригинале.
Назавтра мы ехали на машине по чудесным, сказочным местам, и фотографировали стариков и старух с гордой осанкой, горные цветы и водопады. Все семейство Умара – человек тридцать, позировало нам на террасных горных садах. Когда через три дня мы с огромным трудом покинули дом Умара, тот, по-моему, обиделся. Тоже мне гости – всего на трое суток!
…Марка все нет. Сколько же прошло времени? Свои часы я потеряла еще до того, как мы приехали на Памир. Это было пару недель назад, в Ягнобском ущелье. В этом странном, полностью отрезанном от окружающего мира месте до сих пор живет один из самых древних народов Земли, – согды. Мы мечтали отыскать следы древней религии согдов – зороастризма, может быть, даже найти и сфотографировать действующий храм – вдруг там такой есть?
Чтобы проникнуть в Ягнобское ущелье, нам пришлось, положив на головы обувь, фототехнику и рюкзаки, переходить вброд ледяную горную реку, что мы героически и сделали, выяснив через пару часов, что совсем рядом был кружной путь.
Ягноб оказался удивительно красивым – я раньше и не знала, что такие места еще остались на свете. Вдоль реки росли росли дикие желтые розы, казавшиеся еще прекраснее на фоне снеговых вершин, горные травы, нагревшиеся на солнце, источали медовые запахи, изъеденные ветром скалы походили на уснувших драконов и троллей, а с ледников с шумом сбегали водопады. Правда, через пару дней пути я устала настолько, что перестала удивляться и радоваться окружающей красоте.
Мы шли вдоль ущелья по узкой дороге – точнее, тропе, которая прижималась к отвесным, крошащимся под рукой серым скалам. Даже ослы – единственный местный "транспорт", - могут пройти далеко не по всем тропам Ягноба, и, изредка встречая согдов, мы видели, как, переходя ручьи и ледники, они спешиваются и ведут животных в поводу. Впрочем, у нас ослов не было, и мы шагали на своих двоих.
Далеко внизу, в расселине, мчалась по камням река Ягноб. При советской власти, когда уничтожали "рассадник язычества", Ягноб стал могилой для священных книг согдов. Воинствующие атеисты побросали бесценные древние тексты в реку, а согдов расселили по другим районам. Но ягнобцы стали потихоньку возвращаться в родные места. Вроде бы теперь они забыли веру отцов и дедов и стали искренними приверженцами ислама, но многие таджики боятся их до сих пор, считая колдунами.
Никаких следов зороастризма мы в Ягнобе действительно не нашли. В маленьких кишлаках, сложенных из серых необожженных кирпичей, нам встречались женщины и мужчины с правильными чертами лица. Мужчины пасли овец и коз и возделывали крохотные поля, женщины месили тесто и стирали белье, белокурые дети с европейской внешностью, одетые в яркие лохмотья, с любопытством наблюдали за нами. И все без исключения звали нас в гости. "Куда же вы торопитесь? – говорили они, торопливо разламывая лепешки, чтобы угостить нас, – садитесь, чай пить будем!". "Мы не можем, нам надо до темноты выйти из ущелья" – объясняли мы. Ставить палатку на горной тропе было негде, и мы действительно очень спешили. "Зря торопитесь, - авторитетно объясняли нам, - это же всего четыре-пять часов пути! Лучше садитесь, выпейте с нами чаю…" "Целых четыре часа!" – ужасалась я про себя, - я же и так почти что падаю!" Впрочем, с моими темпами ходьбы путь до конца ущелья занял девять часов. Если верить часам Марка.
А потом остановились и его часы – противоударные и водонепроницаемые, служившие ему верой и правдой четыре года. Марк очень гордился ими и говорил, что теоретически под водой они могут находиться на большей глубине, чем человек ("Если достать драгой и вытряхнуть косточки – будут идти как ни в чем ни бывало" – мрачно добавлял он). А иногда он на спор с размаху бил свои часы об стену – и они действительно продолжали идти) . Часы пять лет служили Марку верой и правдой во всех его многочисленных путешествиях. А в Горном Бадахшане им пришел конец.
Сначала часы стали отпотевать изнутри. Это началось в приграничной зоне, когда в маленьком городке под названием Дарвоз нас задержали бдительные кэгэбэшники, отобрали у нас паспорта и объяснили, что наши пропуска оформлены неверно. До позднего вечера мы сидели в КГБ и спрашивали: "Можно ехать дальше?". "Будем звонить начальству в Хорог, а вы пока отдыхайте" – отвечали кэгэбэшники. К вечеру началась буря, и нас, совершенно обессиленных, отвели в гостиницу над рекой, строго-настрого запретив покидать город. Мы слонялись по Дарвозу, не зная, чем себя занять, и время от времени привычно наведовались в КГБ. "Не дозвонились начальству в Хорог, - бодро рапортовали кэгэбэшники, оторвавшись от старенького черно-белого телевизора, - телефонная линия повалена ветром. Вы пока отдыхайте". Три дня мы "отдыхали", сходя с ума от безделья, - фотографировать нам на всякий случай запретили. Время от времени нас вызывали на допросы к начальникам различных рангов, и каждому приходилось рассказывать все заново. На четвертый день мы потеряли терпение и предложили оплатить собственную транспортировку в Хорог под конвоем, чтобы начальство наконец решило нашу судьбу. В небольшой кабине "Камаза" каким-то образом разместились пять человек – шофер, его сын, наш конвойный, Марк и я. Через сутки пути по горной дороге, во время которого мы ощущали себя, как сельди в бочке, машина безнадежно сломалась. Несколько часов мы просидели на берегу реки, глядя, как шофер и его сын пытаются починить мотор, изгибая какую-то железку при помощи кувалды. "Надо другую машину ловить" – сказали мы, "Зачем? – удивился конвойный, - вы же с этим шофером договорились? Пока отдыхайте".
Когда мы наконец добрались до Хорога, начальство поговорило с нами ровно пять минут, после чего нам разрешили следовать дальше. Разумеется, разрешение звучало следующим образом: "Зайдите завтра утром за пропуском, а пока отдыхайте".
Из Хорога мы добрались на маршрутке до санатория Джелонди. В Джелонди часы Марка окончательно запотели изнутри и остановились. Чинить их было все равно негде, Марк снял их с руки и кинул в кучу мусора, валявшуюся во дворе санатория. Потом мы поняли, что Джелонди – место, где не только останавливается время. Там вообще кончается мир. Часть Памирского тракта после Джелонди оказалась мертвой, по ней просто никто никуда дальше не ехал. И вот мы стоим третьи сутки подряд на пустой трассе. Можно сказать, отдыхаем.
…Наконец вдали на дороге показывается Марк. "Ты что там, серную ванну принимал?" – злобно интересуюсь я. "Зря нервничаешь. У тебя неправильное отношение ко времени, - поучает меня Марк, - в путешествии, тем более в путешествии по Востоку, планировать вперед и тем более точно рассчитывать время нельзя".
Мы стоим на дороге еще три часа, яростно голосуя при виде каждой машины. Увы – все водители едут в санаторий, либо показывают знаками, что едут недалеко и скоро возвращаются. И вдруг – о чудо! – нас подбирает битком набитая машина, едущая в город Мургаб. Мы втискиваем в багажник рюкзаки, я сажусь к Марку на колени, и водитель с некоторым трудом захлопывает дверь. "Повезло вам, - говорит он, - что мы в Мургаб собрались. Обычно отсюда никто туда не ездит"…
Наконец мы оказались в желанном городе, находящемся на высоте 3600 метров над уровнем моря. Я решила, что все складывается благополучно. От Мургаба до киргизской границы рукой подать, а там недалеко и город Ош, из которого наверняка летают самолеты. Надо только преодолеть последний отрезок Памирского тракта. "Во сколько уходят автобусы в Ош?"-
спрашиваем мы у киргиза в высокой шапке, сидящего у дороги. "Ну смотря по какому времени считать – по местному или по душанбинскому. У нас кто как считает. Кто в фирме работает – те живут по душанбинскому времени, кто не работает – те по местному". "А как же вы между собой договариваетесь?". Киргиз пожимает плечами – мол, часом больше или часом меньше, какая разница? Я уже перестаю удивляться. Если в Джелонди время навсегда остановлено, что же странного в том, что Мургаб живет в двух часовых поясах одновременно? Киргиз пояснил, что все автобусы, которые ходят на Ош, частные, поэтому водители приезжают и уезжают, когда хотят. "А сегодня автобусы будут?" – спросила я. "Сегодня был. Ушел уже. Пойдем ко мне, отдохнем, чаю попьем". Услышав эту роковую фразу, я сразу догадалась, что на работу не попаду никогда.
Через четыре дня я занервничала серьезно. За это время мы успели осмотреть все местные достопримечательности, купить по высокой киргизской шапке в качестве сувенира, сфотографировать каждого торговца на рынке, а также побывать в красивом горном кишлаке Шиш-Тепе, расположенном на афганской границе (на обратном пути местные власти опять нас арестовали – на всякий случай. Но потом, часов через пять, отпустили).
Марк купил себе на базаре дешевые китайские кварцевые часы, которые, как выяснилось уже в Москве, немедленно принялись отставать. Автобусов все не было. Каждое утро на базар приходили люди с узлами и сумками, которым надо было ехать в Ош. Просидев полдня на базаре и поняв, что автобуса опять нет, они не расстраивались, а спокойно шли пить чай: "Иншалла (если захочет Аллах), завтра уедем".
В один из дней нам сказали: "Завтра автобус появится наверняка. Приходите на базар в шесть утра". Злые и невыспавшиеся, в половине седьмого (по отстающим часам Марка) мы появились на базарной площади. Там уже сидели несколько семей с тюками и чемоданами. Мы испуганно принялись спрашивать: "Автобус не уходил?". "Да нет, он обещал в шесть приехать, но пока не приехал. Может, он по душанбинскому времени сказал. А может, по местному, просто мотор чинит или за бензином поехал". Чай нам на этот раз не предложили, и мы поняли, - все всерьез. В восемь утра автобус действительно появился, а в десять мы даже уехали. Автобус тащился с черепашьей скоростью и подпрыгивал на каждой неровности, а время от времени ломался и останавливался. Разнообразные вещи, уложенные как попало, и сидящие на них пассажиры подлетали до потолка – но никто не обращал на это внимания. По пути водитель сделал огромный крюк, чтобы навестить своего брата, живущего в кишлаке. Где они, конечно же, попили чаю. После этого потерял терпение даже видавший виды Марк, который клялся мне, что в Индии однажды ехал в автобусе, на крыше которого была привязана живая свинья и беспрерывно гадила от испуга, причем продукты ее жизнедеятельности летели в окно на пассажиров.
Когда автобус остановился в поселке Каракуль, где у всех стали проверять документы – процесс грозил растянуться часов на пять, - Марк побродил вокруг и нашел грузовик, едущий в Ош. Оставшийся путь до границы мы проделали частично в кабине, частично в кузове.
У нас обоих закончилась пленка, и было очень обидно ехать среди чудесных озер, зеленых равнин, на которых паслись кони и стояли юрты пастухов. Я поклялась себе, что однажды вернусь и запечатлею на пленке этот удивительный мир. Потом я принялась мечтать, как вернусь домой, проявлю семьдесят отснятых пленок – и оттого пришла в весьма благодушное настроение… Надо ли говорить, что нас тут же опять на всякий случай арестовали – на киргизской границе, якобы за ее незаконное пересечение?
…На работу я опоздала на две недели. "Аня, я ни о чем не буду вас спрашивать. Мы все понимаем, что вы перенесли серьезный стресс, и я намерен лечить вас от него работой" – сказал шеф. И начал лечить. Марк приобрел в Москве горные ботинки, два килограмма слайдовой пленки, новые часы и уехал во Вьетнам. А я часы так и не купила. Наверное, каким-то странным образом я усвоила таджикское ощущение времени и перестала торопиться. Все равно жизнь распорядится по-своему, а раз так – зачем спешить? Гораздо лучше отдохнуть и попить чаю с интересным собеседником.
